ШАНАЙА ТВЕЙН: ГОСПОЖА МИРОВОЙ ПОП-МУЗЫКИ

У нее уже есть шестой самый продаваемый альбом в истории. Может ли она релизом “Up!” побить Led Zeppelin, Pink Floyd и Eagles в борьбе за первенство в поп-мире?

С наступлением темноты при температуре, подходящей только северным медведям и канадцам, Шанайа Твейн забирается на сцену. На следующий день она будет окружена сотнями танцоров и десятками тысяч зрителей, но сегодня здесь только пустые сиденья, несколько рабочих сцены и ее группа, пытающаяся игнорировать толстую корку льда на своих инструментах, пока они имитируют игру под ее новый сингл.

Завтра Канадская футбольная лига играет за «Кубок Грея» – местный чемпионат, на этом стадионе в Эдмонтоне, провинция Альберта. Твейн – звезда шоу, которое пройдет между таймами, – храбро вышагивает во время двухпесенного сета ее поп-музыки с отголосками кантри, одетая в выцветшие джинсы-клеш, коричнево-малиновую бейсболку и, что важнее всего, длинную белую куртку. Пока она под фонограмму исполняет “I’m Gonna Getcha Good!”, она то и дело подпрыгивает – похоже, чтобы согреться.

В фойе стадиона ассистент режиссера берется за телефон и говорит с тоном военачальника: «Я звоню с "Коммонуэлт Стадиум", чтобы заказать буррито для Шанайи Твейн. Внутрь положить только бобы и сыр и больше ничего. Сальса, гуакамоле и сметана снаружи. Мы сейчас пришлем кого-нибудь».

Твой буррито готовят немного быстрее, когда твоя прошлая пластинка разошлась 34 миллионами копий по всему миру – больше, чем у какой-либо другой исполнительницы. В Соединенных Штатах альбом “Come On Over” продался тиражом 19 миллионов копий и закрепился среди альбомов AC/DC “Black in Black” и «Белого альбома» Beatles на шестом месте в чарте всех времен. Тридцатисемилетняя Твейн обладает многими полезными качествами поп-звезды: сладким голосом, приятной внешностью, одарена мелодичностью и лирической дерзостью, а также захватывающей биографией «из грязи в князи». (При рождении она получила имя Айлин Реджина Эдвардс, выросла в маленьком городе Тимминсе, провинция Онтарио. Когда ей было двадцать два года, ее родители погибли в автомобильной аварии, и ей пришлось заботиться о младших братьях и сестре.)

Как часто бывает, публичный образ и скрытный человек не сочетаются. Несмотря на то, что Твейн известна за то, что привнесла сексуальные, оголяющие живот костюмы в музыку кантри, она говорила, что, на самом деле, не озабочена сексом. И хотя ее песни рисуют портрет спонтанной, любящей веселье девушки, она сосредоточена на карьере с тотально суженным полем зрения. Она замужем за таким же трудоголиком, продюсером Робертом Джонном «Маттом» Лангом, который завлек ее на аскетическую духовную тропу Сант Мат: вегетарианство, отказ от алкоголя, много медитаций.

Как человек, Твейн вежлива, но проворна. Общается ли она с розничными торговцами, дает интервью или работает над музыкой, Твейн не остановить, она заполняет каждую минуту рабочего дня, и едва улучает момент для отдыха. Ее младшая сестра, Керри-Энн Браун, говорит: «Она перфекционист, и всегда им была». Ее брат, Дэррил, выразился более жестко, назвав ее «роботом».

На просьбу описать себя, первым словом Твейн выбирает «нетерпеливая». Когда ей нанимают новых охранников, их предупреждают, что они должны быть шустрыми: как только ее машина останавливается, она успевает пройти полквартала, пока остальные еще даже не успели покинуть салон. «Я все подсчитываю быстро и опережаю всех, – говорит она. – Вот бы люди во многих ситуациях могли читать мои мысли». Она вздыхает. «Это не лучшее качество».

Музыка, которую Твейн и Ланг пишут и записывают вместе, продумана так же тонко как “Rolex” – каждый барабанный удар и бэк-вокал идеально расставлены по своим местам. Четвертый альбом Твейн, “Up!” (ее третий с Лангом) – свидетельство их беспрестанного усердного труда. Каждый из его девятнадцати треков был записан в двух версиях: одна с банджо и скрипками для поклонников кантри («зеленый» микс) и утяжеленная синтезатором поп-версия («красный» микс) – обе продаются в одной «джевельной» упаковке.

Отчасти это отражает чувства Твейн: она выросла, слушая поп-радио, мечтая стать бэк-вокалисткой Стиви Уандера и обожая Supertramp так же как Долли Партон. Это также показывает, как влиятельна она во всем мире: кстати, было выпущено две версии ее альбома “Come On Over” 1997 года, хотя денашвилизованная «международная» версия не продавалась в Штатах, пока некоторые ремиксы из нее ни стали поп-хитами. Это, к тому же, осмотрительный способ сделать поп-альбом, не раздражая поклонников кантри.

«Артисты кантри отказываются выпускать ремиксы одной и той же песни, – говорит Лон Хелтон, ведущий радиошоу "Обратный отсчет кантри ", – но теперь кантри-радио сложнее привлекать публику, чем раньше». От многих радиостанций сейчас ждут, что они будут больше ставить музыку женщин в возрасте сорок и выше, вместо мужчин и женщин двадцати пяти – тридцати четырех лет, что означает, что кантри постепенно начинает звучать более ориентированно на взрослую аудиторию.

Есть даже третья версия, «синий» ремикс в стиле Болливуд, записанный в Мумбаи, Индия, со звуками синтара и табла: на нескольких песнях это звучит весело, но после семидесяти трех минут голова гудит. (Синий диск заменяет зеленый на релизе для Азии и Европы; американские поклонники могут скачать несколько синих треков с официального вебсайта Твейн.)

«Это ритмичная запись», – говорит Твейн о синем диске, замечая, что синий микс ее баллады “When You Kiss Me” является ее любимой версией этой песни. «Так нечестно распределять песни по категориям, – протестует она в своей манере, будто говорит о самой себе. – Ты не знаешь, на что способна та песня».

Некоторые вещи, которые, возможно, вы хотите знать об “Up!”: сорок семь процентов песен имеют в названии восклицательный знак. Песня, которая больше всего звучит как Def Leppard в соревновании с жесткой конкуренцией, это “Nah!”. Песня цепляет больше, чем снасти в магазине для рыбаков. В ней вокальные хуки накладываются на гитарные поверх басов – с небольшим количеством синтезаторных хуков для симметрии. Большинство песен написано с точки зрения напористой независимой женщины, у которой есть и мягкая сторона – эта девушка хочет окатить своего парня водой из шланга, когда он пожирает глазами другую в ресторане (“Whater! Brink Me Water!”), которая не унывает, несмотря на то, что день не задался, когда она забыла заправить машину (“Up!”) и сексуально решительна (“I’m Not In The Mood (To Say No!)”). Это любительница повеселиться, с которой сама Твейн не имеет ничего общего.

Песни, которые отражают ее собственные эмоции, она складывает в дальний ящик и порой даже Лангу не дает послушать. «Они – музыкальные мысли или музыкальные эмоции, – говорит она. – Иногда это просто тарабарщина». Ланг и Твейн часто приносят друг другу незавершенные песни, но она дописывает большинство текстов и мелодий.

«Единственное, о чем я прошу помнить, это то, что я очень усердно работаю, – говорит Твейн. – Матт тоже. Я думаю, что способна на большее – я не думаю, что то, что делаю, это мой максимум. Но я не хочу относиться к своей работе несерьезно, потому что поклонники любят мою музыку. Я выпускаю музыку, которая, на мой взгляд, может быть наиболее успешна коммерчески».

Так почему не выпустить ее лучшие песни и не посмотреть, что будет? Она гримасничает в ответ на предложение. «У меня нет уверенности, что является лучшим. Возможно, мой артистический максимум не будет коммерчески действенным. Но я не ищу признания за него. Мне даже все равно, услышит ли его кто-нибудь».

Шанайа Твейн кричит: «Хорошо! Хорошо! Хорошо! Вращайся! Они ничего не получат! Ну ладно. Она ваша! Комуууу!»

Спустя час после репетиции для «Кубка Грея» на другой части города «Эдмонтон Ойлерз» играют против «Детройт Ред Уингз», и, пока «Ойлерз» пытаются набрать очков на силовой игре, Твейн свисает с перил вип-трибуны, очевидно, к двадцати другим кружащим вокруг нее людям. «Кому он передавал?» – жалуется она и садится обратно, продолжая есть попкорн из большой миски, стоящей у нее на коленях.

«Он изменился со времен моего детства, – говорит она. – Раньше они не носили шлемы, больше дрались, и всегда была кровь. Но и сейчас достаточно действа». Твейн никогда сама не играла в хоккей – она предпочитала ездить верхом. Она помогала подруге, работавшей в конюшне, и взамен имела возможность кататься. Сейчас у нее пять лошадей: Шеф, Тень, Ловкач, Королева и Танго.

Пару лет назад Твейн на две недели ездила в Португалию, чтобы научиться играть в хорсбол – смесь регби и баскетбола верхом на лошади. Он популярен в Европе; по словам Твейн, во Франции более 700 команд. «Как мне объяснили португальцы, это старая азиатская игра, в которую играли головами, – говорит она задорно. – Это одна из тех варварских игр частями тела. Это очень сложно – нужно каждый раз вставать в стремени. Чтобы поднять мяч, нужно быть в положении вверх ногами и одной ногой держаться, пока лошадь бежит».

В детстве Твейн ела сэндвичи с горчицей, когда бюджет семьи был ограничен, а теперь ездит на отдых играть в хорсбол и живет с Лангом и годовалым сыном, Эйжей, в Шато де Сулли – особняке девятнадцатого века в Ла Тур-де-Пей, Швейцария. «Я наслаждаюсь своими деньгами», – признается она. Когда она только вышла за Ланга, она не позволяла ему покупать ей что-либо дорогое: «Никаких ювелирных изделий, никаких машин, никаких дорогих подарков, ничего». Это был второй раз в ее жизни, когда она думала покончить с музыкой; первый был после смерти родителей, когда ей больше не нужно было потакать желаниям матери. Когда они с Лангом поженились, «Внезапно, я была полностью обеспечена до конца своей жизни. Это была слишком большая перемена. Я не могла с ней справиться. И у меня была сильная необходимость и желание добиться этого самостоятельно».

Ее сестра, Керри-Энн, говорит, что теперь Твейн делает покупки в магазинах “Gucci”, но также – в “Gap”. «Когда она заходит в магазин, то сначала она идет к полкам с уцененным товаром. Почему нет?» – говорит Керри-Энн. Каждый год на Рождество она покупает Шанайе новый спортивный костюм, который она весь год будет носить для ходьбы в быстром темпе.

Дома Твейн стала полностью домашней: она просыпается рано – вместе с Эйжей, разводит огонь в кухонном камине и готовит фруктовые коктейли на завтрак. (Семья вегетарианцев, любимое кулинарное открытие Твейн – яблочный тарт Татен). В обед, если они с Лангом не работают, то идут в пеший поход – или, может, на лыжах. Также она старается медитировать два с половиной часа каждый день – это часть практики Сант Мат, ответвления сикхизма, которому они с Лангом следуют. Но, когда она путешествует, медитации Твейн обычно происходят в машине в пятиминутные перерывы.

Когда Твейн только переехала в Нашвилл, ее удивило, что все говорили с южным акцентом: она считала, что это была выдумка Голливуда. Когда она превратилась в звезду, индустрия музыки кантри посчитала ее аутсайдером; в поисках уединения она упаковала вещи и перебралась в северный Нью-Йорк. Не найдя достаточного уединения там, она и вовсе переехала в Швейцарию, где наслаждается налоговыми льготами и берет уроки французского языка.

«Матт опередил меня на год, потому что я прекратила гастролировать не так давно, – говорит Твейн. – Он сидел за книгами. Я могу поддержать беседу на французском, но не на высшем уровне». Основным языком Эйжи будет французский. Когда Твейн хочет знать, голоден ли он, она спрашивает: “Est-ce que tu as faim?”

Эйжа отвечает: «Ням-ням».

Две песни на “Up!” очевидно политического содержания: “Ka-Ching!” предупреждает о зле материализма, а “What A Way To Wanna Be!” советует женщинам не покупаться на стандарты красоты, найденные в журналах. Они выделяются как эпизод «Друзей» о кампании финансовой реформы, и кажутся еще страннее, если принять во внимание тот факт, что в 1999 году Твейн снялась в рекламной кампании “Revlon”. Поддержка косметики кажется несочетаемой с таким текстом как: «Мы не получаем удовольствие, живя как рабы моды / О себе не думаем совсем, только бы успеть схватить очередную вещицу с полки». На вопрос о конфликте, Твейн идет на попятный, говоря, что ей нравятся преимущества рекламы. «Я лишь говорю о том, когда это становится чрезмерным, – заявляет она. – И я считаю, что женщины должны быть более уверенными в себе и не пугаться всех этих красивых, идеальных женщин».

Rolling Stone: Но, для большинства женщин, ты – одна из тех красивых, идеальных женщин.

Твейн: Я просто певица. Просто у меня скулы, которые хорошо выглядят на фотографиях. Приятная улыбка, я не знаю. Я не этим знаменита.

Rolling Stone: Конечно, но будь у тебя бородавка на лице, ты была бы не так успешна.

Твейн: Не думаю, что это правда. Образность может идти по множеству разных направлений. Если у тебя приятная внешность, ты можешь пользоваться этим образом. Если нет, то есть другой путь. Посмотрите на обложки альбомов Pink Floyd. Есть много красивых певиц, которые не добиваются успеха – когда люди слушают твою музыку, они не смотрят на тебя.

После окончания игры со счетом 1:1, Твейн и ее сопровождение (охрана, тур-менеджер, личный ассистент) рассаживаются в два внедорожника. Несмотря на то, что они избегают оживленного движения, через несколько минут становится понятно, что в нескольких машинах, которые следует за ними, их заметили.

«Нам придется сделать отвлекающий маневр», – говорит водителю один из охранников. Внедорожник без Твейн замедляется, позволяя автомобилю певицы проехать вперед, к приватному подъезду ее отеля. Просто еще один день в жизни международной суперзвезды.

«Я никогда не намеревалась стать знаменитостью, – говорит Твейн. – Быть звездой не подходит моей натуре». Это не просто скромность, она серьезно. «Я не экстраверт. Я никогда не была Мисс Конгениальность. Я определенно могу быть замкнутой, сидеть в людном месте, читая журнал».

«Так если тебе от этого некомфортно и деньги тебе больше не нужны…»

«Почему я продолжаю?» – говорит Твейн. Она кивает и начинает типичный монолог. Обычно ее ответы не длиннее, чем должны быть, но этот вопрос, определенно, крутился у нее в голове. Она подробно излагает свою музыкальную историю: она начала выступать в барах, когда ей было восемь, ее туда среди ночи тащила мать. Но, когда она стала старше, по ее словам, она ходила на курсы информатики, полагая, что музыка может быть просто ее хобби. «Я дала себе один последний шанс, – говорит она, – но это никогда не было моей мечтой – я лишь хотела, чтобы мне хватало на жизнь. Если бы не получилось в Нашвилле, я бы вернулась и пела в барах и дальше бы изучала компьютеры.

Люди всегда называли меня амбициозной, и я считаю это крайне негативным словом. Моей страстью всегда была музыка. Я по музыке схожу с ума, а не по славе. Но я усердно работаю, и когда говорю, что собираюсь что-то сделать, то делаю. Когда я работала в магазине, где продавались джинсы, я работала дополнительные часы, из кожи вон лезла для клиентов. Я действительно придерживаюсь старомодной рабочей этики, и люди принимают это за амбиции. Если бы я продавала 100 тысяч записей, я бы старалась с таким же усердием, но меня бы не называли амбициозной в этом случае. Они бы называли меня преданной своему делу.

Люди видят меня на концерте и говорят: "Как она может говорить, что не хочет быть звездой? Почему тогда она выступает перед 30 тысячами людей?" Ну, если бы я выступала перед 3 тысячами, можно было бы мне больше верить? Как насчет 300? Мои попытки тогда казались бы честнее? Потому что количество затрачиваемых сил и страсть – те же».

Статья/интервью из журнала “Rolling Stone”, 6 февраля 2003 года

Оригинал: RollingStone.com

Автор: Gavin Edwards

Переводчик: Carolina