ШАНАЙА ТВЕЙН: «Я ХОЧУ ЛЮБИТЬ ТО, КУДА Я ИДУ, НО ЭТО ТРУДНО»

Шанайа Твейн о борьбе с дисфонией, о том, как Хантсвилл, провинция Онтарио, подготовил ее к Лас-Вегасу, о попытках забыть Опру и о первом турне за более чем десять лет.

Место Шанайи Твейн в популярной культуре как самой продаваемой артистки в истории музыки кантри, имело эффект домино. Такие артистки как Тейлор Свифт, Миранда Ламберт и Керри Андервуд в долгу у сильного смешения Твейн с поп-музыкой – искусно выполненного совместно с бывшим мужем и продюсером Маттом Лангом. Во времена, когда ей было 20-40 лет она так беспрецедентно правила в чартах Биллборд (с хитами настолько разными, как “Up!” и “From This Moment On”), что многие люди думали, не родился ли новый стиль музыки кантри. Большей части своего успеха, который состоит из пяти премий Грэмми, двенадцати Джуно и двадцати шести Канадских музыкальных наград музыки кантри, она обязана Тимминсу, провинция Онтарио, национальному умению писать тексты, отражающие дух 90-х/начала 00-х, когда модно было говорить об одинокой, работающей женщине. В возрасте 49 лет, после долгого творческого отпуска от студийной и сценической деятельности (за исключением ее недавних выступлений в Лас-Вегасе в Сизарс-Палас) Шанайа набирает обороты. Она берется написать альбом самостоятельно (выйдет в следующем году, чтобы совпасть с ее 50-летием) и готовится к грядущим гастролям этим летом из 48 городов.

Я бы сказал, что самый выделяющийся момент твоего нового DVD “Shania: Still The One Live From Vegas” произошел во время выступления с песней “Honey, I’m Home”. Ты спускаешься в зрительный зал, и все эти женщины окружают тебя; это такой катартический момент. Почему, на твой взгляд, такая песня, высмеивающая сексистские кантри-песни своим текстом, не утратила своего влияния в наше время?

Для многих женщин близка эта необходимость в поддержке дома и воплощение собой рабочего ресурса в домашнем хозяйстве. Необходимость в том, чтобы мужчина вмешался и взял на себя роль ответственного за порядок, также присутствует. Думаю, такова реальность многих людей в наше время.

Ты думаешь, песня опередила свое время?

Она не опередила свое время, но она была выпущена в начале перемен. “Honey, I’m Hone” была в коллекции песен, написанных мной и имеющих тексты, которые были сочтены некоторыми несколько резкими по отношению к мужчинам и немного чересчур требовательными. Интересно, как мы эволюционировали с тех пор. Трудно было с “Any Man Of Mine”, которую на радио посчитали слишком грубой с женской перспективы. Не столько публика – она была со мной.

“Whose Bed Have Your Boots Been Under?” – часть того трио песен, часто называемых феминистскими гимнами. Ты согласна?

Они защищают положение типичной женщины. Особенно в наши дни и в нашем возрасте. Люди воспринимали эти песни как некую группу поддержки на выходные. Есть некоторое товарищество, развивающееся вокруг таких песен как эти.

Бейонсе однажды сказала мне, что, когда она пишет песни, она чувствует себя терапевтом. У тебя возникает такое же чувство?

Я считаю, что терапия взаимна. Мне сочинение музыки помогает исцеляться. Когда я делюсь тем, что создала через мой процесс исцеления, это доставляет удовольствие. Когда я отдаю музыку людям, она проходит полный круг. Награда в том, что моя музыка придает сил, храбрости или чего-то еще. Это мотивирует меня.

Из-за своего названия “Man! I Feel Like a Woman!” одна из самых исполняемых трансвеститами песен во всем мире. Они многому у тебя научились в плане выступлений. Ты чему-нибудь научилась у этого мира?

Многие люди в артистической среде – геи и переодеваются в женщин, и у них потрясающее видение. Между тем, что мы делаем, не такой уж большой пробел. Я не вижу особой разницы. У эстрады нет пола. Модные решения, связавшие воедино мою карьеру – особенно эпические, культовые образы – подходят и тем и другим. Они также могут принадлежать трансвеститу, как и утонченной женщине. Мы создали цельное, естественное место для нас всех.

Ты еще пользуешься какими-нибудь профессиональными трюками, выученными в то время, когда ты выступала на сцене Дирхёрст Резорт в Хантсвилле, Онтарио?

Да. В Дирхёрсте я впервые столкнулась со сценической режиссурой и работала с танцорами. Это меня научило. Когда пришло время поставить мое шоу в Вегасе, весь этот блеск не был для меня чужим. Я была знакома с тем, что такое большая сцена, потому что бывала на ней. Это был будто мини-Вегас! Или все равно что ходить в школу сценического мастерства Вегаса.

Канадская певица Мери Бейли была одной из твоих ранних сторонников. Как пребывание рядом с той, которая написала такие песни как “Too Much, Too Little, Too Late”, огранило твой собственный сочинительский талант?

Я слышала ее на радио, и она была одной из основных артисток за кулисами на мероприятиях, где я выступала. Она такой чудесный, искренний человек, и, к тому же, обладающий артистическим талантом. Мне было 10 или 11, когда я ее встретила, и она живая, полная энтузиазма женщина. Ее страсть к музыке сделала ее примером для меня. Она все еще пример для меня. Мы очень близкие друзья – мы как семья.

Многие критики говорят, что современной музыке кантри не хватает бунтарей. Не плохих парней – их как раз в избытке, – а женщин, высказывающих свои мысли через песни. Сейчас у нас какое-то «братиш-кантри» – очень много выдающихся солистов, которые пишут хиты о женщинах, но в текстах ссылаются на них как на «девчонок».

Баланс важен. Как далеко не зайди в одном направлении, а все же становится скучно. В этом стиле сейчас очень доминируют мужчины. Многие люди говорят мне об этом, побуждая к действиям. У нас недостаточно женщин. Может, кантри сейчас не хватает романтики. У женщин есть много тем для повествования, но, чтобы сказать это, нужно много храбрости. Женщины больше рискуют. Когда они выступают за грань того, что ожидаемо в этом стиле, они ступают на тропу войны.

Очевидно, ты говоришь из собственного опыта…

Когда я только начинала со своими песнями, могло пойти и так, и эдак. Золотой середины просто не могло быть. Определенно были люди, которые критиковали то, что я делала.

Когда ты видишь, как критикуют кого-то вроде Тейлор Свифт, накатывают воспоминания?

Каждый, кто доходит до вершины, знает, каково это. Иногда я переживаю это, когда снова это вижу. Я сострадаю человеку, действительно сочувствую. Я думаю: «Надеюсь, у нее сейчас достаточно сил и поддержки». Надеюсь, она не принимает это на свой счет. Я сочувствую ей.

Какую мудрость ты бы передала женщинам современной музыки кантри, которые нуждаются в силе для подобного риска?

Дело не в жесткости характера или песнях о том, какая ты сильная и дерзкая. Это глубже. Думаю, дело, скорее, в самоанализе и реальном видении своего места в обществе. Дело не в подаче себя поверхностной крайне привлекательной боссом-воительницей. Мы можем быть глубже этого.

Ты страдаешь от дисфонии [нарушения, иногда возникающего в следствии стрессов, характеризующегося заеданием голосовых связок при попытках говорит или петь]. Как это изменило подход к выбору песен для туров на подобии того, к которому ты готовишься?

Ну, я больше заинтересована в порядке песен. Мне пришлось научиться задавать себе темп – все дело в тональности. Когда мне нужно перефокусировать голос, у меня должна быть подходящая песня. Это техническая тонкость – с дисфонией важна перенастройка голоса. Это как в танце – есть определенные стартовые позиции для каждого фрагмента хореографии.

Сделав реалити-шоу с Опрой, ты хоть раз осмелилась пересмотреть его после показа на телевидении?

Да. Смотреть его было страшно. Я сделала его, когда мне было очень плохо. Это было ужасное время. Все то, что мне пришлось преодолеть, чтобы оказаться здесь, было трудным. Я хочу забыть о нем, потому что оно было настоящей реабилитацией. Пробы себя, врачи и неуверенность были тяжкими, но самым большим препятствием было подвергнуть испытанию мой голос, что случилось ближе к премьере в Вегасе. Нарушение по-прежнему со мной, оно не уходит, но я преодолела многие физиологические преграды – я ношу биопротез во рту уже больше года. Я спала с ним. Это как носить спинной корсет.

С восхождением таких проектов как Авичи и Хозиера, которые привнесли музыку кантри в сферу электронной танцевальной музыки, станет ли танцевальная музыка частью твоего грядущего альбома-возвращения?

На мою музыку было сделано множество ремиксов – так моя музыка продолжала жить через сцену гей-клубов. У них эти танцевальные ремиксы играют бесконечно. Мне нравится слушать то, что диджеи делают с моими вещами. Я бы продолжила это делать. Мне бы хотелось попробовать, в некотором роде.

Насколько твои новые песни для этого альбома отличаются от того, что ты делала со своим музыкальным партнером/бывшим мужем, Маттом Лангом?

Я очень изменилась. Я до сих пор пишу сама, я еще не писала в соавторстве. Музыка будет более органичной, будет больше основана на этнических элементах, она более душевная, чем люди привыкли слышать от меня – вокально и лирически. Я нахожу песни более ранимыми и искренними. Я не хочу выпускать меланхолический альбом, но точность и достоверность моих эмоций искрение. Это трогательно.

В интервью с Опрой ты сказала, что чувствовала себя «порабощенной» в партнерстве/браке с Маттом Лангом. Ты считаешь, что твоя музыка тогда была не правдивым отражением тебя?

Нет. Всё, что я вношу в свою музыку, всегда отражает меня. Я никогда не менялась ради хита. Я тогда была менее независимой в творческом плане. Это было не плохо, потому что посмотрите на весь этот успех. Но это мешало. Это не было неправильным – это вылилось в хорошую музыку, – но независимость развязывает руки. Матт диктовал, куда мне идти. У меня меньше контроля. И это означает, что у меня меньше цензуры. Это чище.

Одна из вещей, которую ты написала в своей автобиографии «С этого момента» было то, что вам серьезно не хватало денег и были семейные проблемы в твоем родном городе Тимминсе. Ты написала: «Стало так плохо, что единственным способом выжить было бегство». Ты когда-нибудь думаешь о том, каким человеком ты была бы, если бы осталась в Тимминсе?

Если бы я не убежала, я бы делала что-то более традиционное в жизни. Я бы стала ветеринаром или пошла в архитектуру. Может, я бы не занималась музыкой профессионально, но я бы всегда была артисткой.

Ты также написала об отношении к своему телу. Подготовка к Вегасу и тренировки, чтобы набрать форму, добавили тебе уверенности в собственной внешности?

Нет. Мне не 25. У меня уже нет того тела, которое было. Я хочу любить то, куда я иду, но это трудно. Это адаптация, так что я понимаю женщин моего возраста и через что они проходят. Теперь мне нужно работать пять дней в неделю. Теперь мне нужно следить за питанием. К счастью, у меня есть выступления – это стало частью моих тренировок. Шоу в Вегасе – это 90 минут кардио, так что я могу тренироваться во время работы. Если бы я работала в офисе, мне бы пришлось три часа в день проводить в спортзале, чтобы достичь такой формы.

Мадонна все время старается превзойти себя. В этом году на Грэмми ее осудили за сексуальное поведение на сцене. Стоит ли ее критиковать?

Это все равно что сказать, что когда тебе исполнится 70, тебе нужно прекратить заниматься сексом. Я не думаю, что другие люди могут решать, что лучше для тебя. Я думаю, что предвидеть последствия своих поступков – разумно. Если не можешь жить с последствиями [твоего выступления], переосмысли его. Искусство – это платформа, на которой не следует перебарщивать с сексуальной экспрессией. Последствия возникнут, если ты делаешь что-то, что в социальном контексте воспринимается как неприемлемое и неуместное некоторыми людьми, но тебе придется с этим жить. Следует ли контролировать искусство? Было бы болезненно, если бы мы стали чрезмерно регулировать сексуальную экспрессию – особенно, если это связано с возрастом. Я здесь, чтобы вдохновлять. Возрастных ограничений для этого нет.

Когда ты на сцене поешь любовные баллады “Forever And For Always”, “Don’t!” и “You’re Still The One”, которые были написаны в соавторстве с бывшим мужем – ты отстраняешься или растворяешься в воспоминаниях о прошлом?

Каждая из этих песен – спусковой крючок. Каждый раз, когда я слышу эту музыку и пою эти тексты, я возвращаюсь в прошлое. Это хорошо. Это вызывает эмоции, но они во благо. Так я сохраняю связь. Поклонники всё делают лучше. Даже когда песня может быть воспоминанием 20-летней давности, зрители сопереживают и создают новый момент.

В чем основная разница между шоу в Вегасе и грядущим туром “Rock This Country”?

Разительная разница во всей концепции. Грядущий тур будет в вольном стиле. Он все равно будет сексуальным, но необязательно отражением шоу в Вегасе, которое фокусировалось на культовых образах моей карьеры. Несмотря на то, что они были горячими в вегасских шоу, этот тур будет более резким и, к сожалению, без танцующих ковбоев. Теперь шоу будет больше строиться на музыкантах и инструментах.

Интервью для сайта “Macleans.ca”, 6 марта 2015 года

Оригинал: Macleans.ca

Автор: Elio Iannacci

Переводчик: Carolina