ГЛАВА 28: НИКОГДА ВПРЕДЬ

По возвращении в Швейцарию в конце марта 2008 года я испытала самый болезненный шок в своей жизни со дня гибели моих родителей двадцатью годами ранее.

Мой муж изменял мне с Мари-Энн.

Мари-Энн – моя наперсница, та же подруга, которая несколько недель назад утешала меня по телефону, говоря, как абсурдно звучат мои подозрения в неверности мужа. Мысль о том, что она была любовницей, после всех моих душеизлияний, даже не приходила мне в голову.

Отрицание может иметь несколько уровней, и поиск рационального объяснения нормален, когда ты пытаешься осмыслить то, во что не хочешь верить. Я подумала: Ладно, может, они ошиблись. Мой муж и моя подруга одумаются и поймут это. Я была готова простить, забыть, привести всё в порядок, двигаться дальше и жить своей жизнью. Не так, будто ничего не случилось, но будто не случилось ничего непоправимого. Но этому не суждено было произойти.

Несмотря ни на что, я всё ещё любила своего мужа. И я всё ещё любила свою подругу. Я поставила себя на их место, понимая, что неприятности случаются, мы все люди и можем совершать ошибки. Любовь позволила мне принять такую точку зрения тогда, но, принимая во внимание мои отчаянные попытки удержать всё от краха, также это была моя наивность (и шок), потому что я написала Мари-Энн следующее письмо, обращаясь к ней как к порядочной подруге, которая временно сбилась с пути и повела себя несвойственно ей. Я просто хотела, чтобы всё было как раньше, включая и её:

Невзирая на всё то, что было и не было сказано и сделано на данный момент, и то, что всё навсегда изменилось для всех нас, я надеюсь, что все мы войдем в будущее, не тая никаких секретов друг от друга и никогда ничего не будем утаивать впредь. Таким образом, мы берём на себя ответственность удостовериться в том, что те, кого мы любим, знают, что они могут доверять нам, и никогда не совершать поступков, о которых они не могут знать…

Это всё чрезвычайно личное, и я часто спрашивала себя, стоит включать это в книгу или нет, поскольку такая открытость противоречит моей натуре. Но, поскольку предателя в своём кругу очень сложно опознать – особенно, когда он или она так хорош в этом, что ты задумываешься, а не проходил ли он какой-то профессиональный курс – будет полезным и почти обязательным для того, у кого был такой опыт, предупредить других. Бывают такие случаи, как гром среди ясного неба, когда типичный несчастный муж, столкнувшись с женщиной в проходе продуктового магазина, понимает, что его жизнь началась в этот конкретный момент, влюбился с первого взгляда и оставляет жену и детей в результате своего бесспорного стремления воплощать свои хотения и желания. Хотя такие случаи отталкивают и всё же морально неприемлемы, они случаются. Но подруга, присутствующая в жизни пары, которая уже находится в бедственном положении и уязвима, имеющая обзор с высоты птичьего полёта с большой площадью покрытия, и которая может ходить кругами и ждать, пока представится возможность нанести удар – это не из разряда «такое просто случается». Это поведение хищницы, медленно подкрадывающейся, терпеливо выжидающей и зависающей над жертвой. Берегитесь этих коварных тварей.

Я ошибочно думала, что я осведомлена об окружающих меня людях, и я делюсь этим, потому что знаю, что это не только моя вина, чтобы скрывать это; это реальность, которая случается со многими людьми, неважно, кто вы. Это разговор у костра, где вы можете сидеть и делиться чем-то с общими друзьями и соседями. Информация, которую вы хотите обсудить коллективным разумом, обмен знаниями и опытом, которым вы поделились из великодушия, а не со злым умыслом. Дайте мне несколько женщин, мы сядем у костра и поговорим на эту тему, и поговорить будет о чём, независимо от возраста, класса или образования. Эта тема – подлинный уравнитель.

В итоге, я даже приняла завершение моего брака. Не скажу, что мне был очевиден факт того, что наше общение угасало последние несколько лет. Временами я думала, что, вероятно, вселенная говорила мне, что я застряла в рутине, и она вытаскивала меня, упирающуюся и кричащую, к моей собственной свободе.

Я считаю, что отношения строятся на принципе давай и бери, обмене хорошим и плохим, которое странствует в обоих направлениях. За четырнадцать лет вместе мы с Маттом дали и взяли друг от друга очень много. Между нами был равный обмен, и когда энергия этого обмена иссякла, то умерли и отношения. Мы не были жертвами друг друга, а лишь жертвами одного человека, воспользовавшегося нашим уязвимым положением как пары и как семьи. Винить в том, что наш брак завершился, некого – есть лишь кого винить в том, каким образом он завершился. Это было непростительно, если есть такая вещь.

В первую неделю после того, как я узнала об измене, я была готова умереть – уснуть навсегда и никогда не просыпаться. Или причинить кому-нибудь боль. Я была готова совершить какой-нибудь отчаянный поступок, но в реальности не могла ничего сделать, кроме как страдать и пережить это. К счастью, когда ты мама, ответственность и забота о ребёнке может давать стимул. Есть обязанность утром отправить ребёнка в школу, и ты вытаскиваешь себя из постели на автопилоте и радостно сохраняешь храбрый вид. И как только он уходил, по крайней мере, в моем случае, я вновь влезала в пижаму и проводила день в постели, плача и спя урывками. Я совсем ничего не ела; вообще, я проходила целую неделю без полноценного питания и лишь пила апельсиновый сок. Это может считаться здоровым во время очистительного поста, например, но я бы не рекомендовала это во время попыток справиться с горем, находясь в глубоком эмоциональном кризисе.

Я всё время замерзала от холода, и облегчение наступало лишь, когда я скидывала одежду и забиралась в горячую ванну. Пять раз в день. Всё равно я дрожала большую часть времени, я не могла контролировать дрожь, а мои зубы сильно стучали. Приняв ванну, я надевала зимнюю куртку поверх пижамы, плюс шерстяные носки и шарф. Не было никакой разницы. Я не могла избавиться от озноба, и в то же время, я обильно потела. Как будто моё тело стремилось очиститься от эмоциональной агонии внутри, выбрасывая боль из моих пор, чтобы я в ней не утонула. Мне было больно и физически тоже, боль была такая, будто кто-то отшлифовал наждачной бумагой мои нервные окончания.

Но когда на часах было четыре, приходило время вновь надевать маску Мамы Храброй на вечер. Я была рядом с сыном, чтобы дарить ему объятия и улыбку. Поверьте, это требовало всего мужества, какое я могла собрать, чтобы пережить привычные для нас утренние и вечерние занятия так, будто всё было «нормально». Как бы то ни было, я понимала, что эта внезапная значительная перемена в нашей жизни ляжет на него тяжёлым грузом; я не собиралась подвергать его той боли, которую чувствовала сама, поверх его собственной. Принимая во внимание всё вышесказанное, я думаю, что довольно хорошо справилась с «двойной жизнью», поскольку мне не казалось, что мой сын был необычно напряжён.

Я отдавала должное Мари-Энн, зная, по какую сторону баррикад она находится. Мы обе были новоиспеченными матерями-одиночками, выполнявшими свои каждодневные обязанности перед своими детьми, только из меня выжали всю энергию, так как внешнее спокойствие, которое я пыталась сохранять во имя благополучия моего ребёнка, забирало у меня всё, что было. Она же проходила через каждодневные хлопоты, состоя в новом и волнующем романе с мужчиной, который решил поставить её на первое место, выше своей жены и семьи. Любовь заряжает энергией, а новая любовь особенно блаженна и дает тебе ощущение, что ты непобедим. Боже, мы действительно были по разные стороны баррикад. Должно быть, ей придавало силы то, что он рискнул всем ради нее. Так себя и чувствует любовница? Что она ценнее и важнее для мужчины, чем его жена и семья? Наверное, это неверный муж убеждает её в том, что она достаточно важна, чтобы заявлять такое. Или это её личное ощущение? Как бы там ни было, в то время моё восприятие любовницы моего мужа было таким, что она была победительницей, защищённой моим собственным мужем. И когда он не смотрел, у неё хватало уверенности демонстрировать свою наглость и бесстрашие сердитыми взглядами и шиканьем, когда мы сталкивались лично, что неизбежно происходило, поскольку мы жили в одной маленькой деревушке. Это было особенно больно для меня и давало ощущение слабости и поражения. Ей больше нечего было бояться, а я проиграла. Каждый раз, нанося мне удар, хотя я и так была сломлена, она убеждалась, что мой муж не смотрел, а когда я пыталась объяснить ему то, чего он не замечал, он отказывался слушать и не хотел знать. У меня было чувство, будто меня вовлекли в какую-то детскую игру, а мой оппонент-садист стояла достаточно далеко, чтобы я могла до неё дотянуться, она же, тем временем, показывала мне язык. Это было оскорбительно. Я ненавидела её, потому что мне казалось, что она делает дурака из моего мужа, я же считала его умным, зрелым и всё такое, но уязвимым перед клише соблазнительницы секретарши, так как она бесстыдно «демонстрировала» отношение, которым как бы говорила: «Твой муж никогда не увидит мою вторую сущность, и я никогда не покажу ему её, потому что у меня есть его сочувствие, его симпатия и его кредитная карта, и ты ничего не можешь с этим поделать». Она была права, и я чувствовала себя беспомощной в отношении и себя, и Матта. Мне было омерзительно, что жажда другой женщины обновить свой образ жизни стоила разорения моей семьи. Она была безжалостна, а я – жалкой кучкой «горе мне».

Был один случай, когда я была слишком выжата, чтобы продолжать маскарад перед моим сыном. Я чувствовала, что вот-вот разрыдаюсь, поэтому я нырнула в другую комнату и попыталась собраться. Это не помогло. Я села за компьютер и начала изливать свою тревогу, слушая какую-то музыку. Это тоже не помогло. Я плакала над клавиатурой и как сумасшедшая меняла бумажные салфетки.

Мой сын вошёл в комнату. «Мама, ты плачешь, – сказал он. – Почему ты плачешь? Я раньше никогда не видел, чтобы ты плакала». Он был удивлён, потому что никогда в своей жизни он не видел меня в слезах. (Я же говорила вам, что работаю над этим.) Уверена, ему от этого было неловко. У меня бывали грустные моменты, конечно, но, согласно своей натуре, я всегда была настроена не нагружать своего ребёнка моей собственной болью.

Но рядом со мной не было семьи, мой муж ушёл, и я просто была одна. Одна со своим горем, пытаясь быть сильной и скрыть всё от сына. В тот момент мне просто не удалось это сделать. Тем не менее, я вскочила на ноги. «Всё в порядке, – сказала я. – Важно знать, что мамочки иногда тоже плачут». Далее я объяснила, что музыка очень сильная штука и может пробить на эмоции. Она может делать нас счастливыми, злыми или грустными, и вышло так, что песня, игравшая у меня в iTunes, заставила меня взгрустнуть, вот и всё. «Плакать, когда грустно, полезно». Он принял это объяснение, обнял меня и вернулся к играм. А я вернулась к рыданиям. Мне было гадко от того, что я была такой дурой, что меня предательница обвела вокруг пальца, но в каком бы шоке я ни была от новостей об их связи, я была в равной степени удивлена, что не заподозрила её раньше, что я была настолько слепой идиоткой. Но таков талант хитроумной аферистки. Несмотря на то, что дистанцированность моего мужа – и, как я теперь понимаю, это были очевидные угрызения совести – вызвала у меня подозрения, актёрская игра Мари-Энн была достойна высочайших наград, и именно она меня отвела от них. Она продолжала убеждать меня, что всё в порядке, что я строю поспешные выводы, и затем отвлекала меня утешением, предложениями обратиться к своему разуму, спокойно и хладнокровно отводила меня от моих подозрений. Игра настолько достойная «Оскара», что я не увидела подвоха. У меня мурашки по коже от того, как ей это удалось. Недавно я прочитала кое-что в Интернете, что задело меня за живое; из «Когда искусство задавать вопросы встречается с искусством лжи» Родерика Анскомба (“When the art of the question meets the art of the Lie”, Roderick Anscombe¹): Не могу сказать, что считаю здоровым жить в подозрениях постоянно, но нужно обращать внимание и сохранять умеренное чувство беспокойства, чтобы защититься от людей, которые хотят вас использовать. В каждодневной жизни будет чрезмерным выражать недоверие супругу или супруге каждый раз, когда он или она поздно приходит с работы или, кажется, не хочет отвечать на вопросы. Но, думаю, будет мудро сохранять близкую коммуникацию со своим партнёром во всех смыслах, в каких ваши отношения имеют для вас значение: воспитание детей, романтика, дружба. Пробелы позволяют непорядочным посторонним прийти и воспользоваться брешами между вами, и они видят это как возможность заполнить недостающие элементы. Обсуждайте пробелы со своим партнёром и говорите о них, признавайте их. Не игнорируйте сферы, в которых у вас проблема с контактом, проговаривайте, что вы в курсе, что этот пробел есть, и вы заинтересованы в поиске решения, чтобы его заполнить, даже если у вас нет готового решения. Покажите свой интерес в поиске того, что можно сделать, и договоритесь, что вы оба постараетесь. Разделите ответственность. Если вы слепо будете ожидать, что ваш партнёр сам всё поймёт, то, полагаю, вы рискуете столкнуться с тем, что ваш партнёр не оправдает ваших ожиданий. Наносите упреждающий удар по слабым сторонам любых отношений, которые вы цените, поймите свою ответственность в заполнении пробелов и пустых, уязвимых мест общением, пониманием и осведомлённостью, и вы улучшите шансы предупредить ненужные разрывы. Поддерживайте связь, тогда вы останетесь вместе. Как только вы утратите коммуникацию, какой-нибудь кровопийца почти точно встрянет и отхватит вашу часть. Желаю удачи в её возвращении, когда вы уже её упустили.

Говорят, что ложь и тайна – «интрига» – добавляет приятного волнения в незаконные связи. Даже когда кота выпустили из мешка, обман продолжился. В первые дни после моего возвращения из Новой Зеландии, когда я ещё не знала, что моя подруга Мари-Энн была предательницей, она пришла в отель, где я остановилась, пока ждала въезда в обновлённую приозёрную виллу, чтобы утешить меня в связи с моими проблемами в браке. Я почувствовала оборонительную позицию в её тоне, когда я задала ей несколько прямых вопросов о моём муже, и это вызвало у меня тревогу. За ужином, когда наши дети играли рядом с нами на ковре, я, в итоге, собралась с духом, чтобы спросить, что происходит между ней и моим мужем. Я полагала, что она знала что-то, чего не знала я, и что она помогала ему сохранить это в тайне от меня, как его верная секретарша, но всё же у меня не было подозрений, что она – часть тайны.

Её ответ был невероятно убедителен. «Мне больно уже от того, что ты могла даже думать, что я что-то от тебя скрываю», – невинно сказала она со слезами на глазах. Хотя я что-то подозревала, я не знала, что думать, поскольку ей успешно удалось запутать меня своим поведением. «Мы столько лет дружим, – напомнила она мне. – Не могу поверить, что ты сомневаешься в моей преданности и честности». Закончилось всё тем, что я извинилась за то, что сомневалась в ней.

На следующее утро после этого ужина с Мари-Энн в моём номере Фред взял на себя болезненное обязательство рассказать мне об измене, поскольку больше не мог выносить, как жестоко она мне лгала, даже сидя напротив меня за моим собственным столом. Хотя я не хочу преуменьшить боль, которую пережил сам Фред в процессе раскрытия факта измены, поскольку параллельно моей истории он тоже страдал, я упростила эту часть истории, чтобы не погрязнуть в деталях. А потом я и вовсе решила не включать её в книгу, поскольку это очень неприятно вспоминать, не говоря уже о том, чтобы писать. Но кое-кто так умело проложил своим жульничеством путь к моему доверию, совершенно не вызывая подозрений, что моё изумление вынудило меня поделиться тем, как эти события развивались, чтобы при случае помочь читателям понять происходящее в их собственных жизнях до того, как будет слишком поздно. Неважно в бизнесе, в семье, в дружбе или браке – очень важно держать глаза открытыми на случай мошенников, лжецов и жуликов, которые будут утешать вас, одной рукой обнимая за плечи, а другой – грабя. Мари-Энн сделала для меня реальностью старую пословицу «С такими друзьями кому нужны враги?»

Фред объяснил, что в последние месяцы его жена проводила время с моим мужем в роскошных спа в нашем районе. Конечно, я потребовала доказательств, и, помимо того, что он видел лично, у него были собраны классические улики в виде телефонных счетов, информации из отелей, чеков и воспоминание о поясе для чулок и белье, которое он видел упакованным в её багаж. Она собиралась уехать, чтобы побыть «одной», эту же историю она поведала мне в электронной переписке.

Бонжур,

Я получила все твои электронные письма для Матта. Я распечатаю и отдам их ему завтра.

Я вообще-то сейчас в спа и завтра вернусь в Веве [округ в Швецарии], а сегодня проведу последнюю ночь в “Montreux Palace”. Мне тут очень нравится!

Я напишу больше, когда вернусь домой.

С большой любовью,

Мари-Энн

Бонжур,

Надеюсь, у тебя всё хорошо и ты не слишком устала от всей этой работы. На следующей неделе я уезжаю на пару дней сама, одна, в спа без мужа и дочери! Я очень счастлива сделать это! Я так отдохну!

Мари-Энн

И я, совершенно не догоняя, ответила:

Бонжур,

Уже за полночь, я сейчас ложусь спать. Извини, что не написала раньше. Нет оправданий неподдерживанию связи, но у меня такое чувство, будто дни здесь пролетают очень быстро. Очень многое нужно сделать, и очень мало времени.

Мы по вам всем скучаем, и приятно получить от вас весточку. Даже если я не отвечаю регулярно, это не значит, что мы не говорим и не думаем о вас. Мы всегда это делаем.

Развлекайся в то время, которое будешь одна в спа. Очень хорошо, я счастлива за тебя. Я сейчас почти не отдыхаю, так что завидую. Ха! Наслаждайся!

С любовью, А²

Это меня просто убивает. «Мне тут очень нравится!» – говорит она. О, готова поспорить, ей понравилось. Как могла подруга написать что-то такое, будучи в компании мужа другой? Это всё происходило, когда Фред уже знал, и хотя он попытался вмешаться, как он мог их разлучить, кроме как привязать собственную жену к дому, если они были готовы на всё, чтобы быть вместе? У него была отнимающая много времени работа на целый день и дочь, за которой он смотрел, и я ему совсем не помогала, будучи на другой стороне земного шара и, что ещё хуже, всё ещё несведущей о ситуации.

Фред очень извинялся передо мной – и за то, что не сообщил, как только сам узнал об измене, неделями ранее, и за всю ту боль, которую я испытала, выслушав всё, что он мне сказал. Он чувствовал себя таким виноватым из-за того, что именно он стал тем человеком, который разбил мне сердце. Конечно, ему не за что было извиняться; это была не его вина, что всё это произошло. Люди, которые не заботятся о защите тех, кого они обидели, часто защищают себя, избегая неприятных противостояний. Я сказала: «Фред, мы точно не во главе списков людей, до которых нашим супругам есть дело». Я хотела убедить его, что он поступил правильно, ответив на мои вопросы честно и не оставив ни части их лжи.

Я поблагодарила Фреда за искренность и избавление меня от дальнейшего унижения. Это один из самых болезненных аспектов для супруга, которого держат в неведении. Тебе не только больно и горько, но ты ещё и чувствуешь себя как дурак, оскорблённый тем, что те, кого ты любишь, не считают, что ты достоин правды, что у тебя нет права знать их правду, будто она тебя вообще не касается. Припев хита 1970 года «Как давно это продолжается?» (“How Long Has This Been Going On?”) постоянно играл у меня в голове, и мой разум поднимал несметное число вопросов. Но ни на один из них я не получила ответа. Как только дверь закрылась, никакие ответы не последовали, никаких объяснений, никакого уважения или сочувствия к тому, что мне было необходимо знать, и так оно и осталось.

Недавно я читала автобиографию Джейн Фонды, и часть, в которой она описывает свой болезненный развод с медиамагнатом Тедом Тёрнером, вызвала у меня смех. Она призналась, что написала несколько злобных писем, в которых раскрыла вещи, о которых она бы пожалела, если бы их отправила. Но она знала, что отправлять их не стоит, что просто запись её чувств приносила некое облегчение. Её совет: «Не оставляйте вечных доказательств вашего временного помешательства».

Она так права, что я бы хотела прочесть эту мудрую биографию до того, как я отправила свои письма. Полагаю, я прошла через период временного помешательства, и мой язык это отражал. Я использовала любое болезненное слово, которое могла, чтобы выразить своё отчаяние и беспомощность. Когда мне стало ясно, что это окончательно, что ни мой муж, ни Мари-Энн не собирались воссоединиться со своими семьями, мои письма из злобных превратились в умоляющие:

Пожалуйста, оставь нас в покое! Я прошу тебя. Я так подавлена, так несчастна, что не могу больше. Я желаю тебе любви и счастья, но я умираю, и я так больше не могу. Это меня убивает. Сжалься. Я так сильно любила его, и я больше не могу справляться. Я не хочу больше ни жизни, ни любви. Я лишь хочу покоя. Зачем ты мучаешь меня? Прекрати. Пооооожаааааалуйссссстаааа!!!!!!! Может, если бы ты могла видеть мои слёзы и страдания, то пожалела бы. Найди любовь где-нибудь ещё с кем-то ещё, чтобы не причинять такой боли двум семьям. Все мы должны страдать из-за вас двоих. Это неправильно!

Ладно: я бы хотела вернуть это назад. Мои душераздирающие мольбы были совершенно безразличны Мари-Энн, но мне нужно было попробовать. Кроме того, я смотрю на это так, что письмам, которые я отправила, было предназначено быть отправленными, а тем, которые я сложила в ящик, не было. При данных обстоятельствах я не собираюсь корить себя за то, что выразила свои подлинные муки.

Признаюсь, что мне стыдно за то, что я была такой ранимой, но я делюсь этим с вами, чтобы отпустить это. Если кто-то проходит через подобное или прошёл в прошлом, я хочу, чтобы вы знали, что нет ничего постыдного в выражении своей боли или даже вещей, которые вас смущают. Приходит время подстегнуть себя и избавиться от сдерживающих факторов, чтобы принять новое мышление, делиться своими чувствами, даже если вам приходится себя немного заставлять. Кстати, это ещё и вредно. Так что при риске выставить себя дурочкой или быть осуждённой за демонстрацию таких уязвлённых мыслей и эмоций, я испытываю свободу от того, что могу посмеяться над собой, посмеяться даже над тем, что когда-то вызывало слёзы, чтобы быть способной сказать, что я выросла и пришла к новому взгляду на вещи. Это как быть способной признать, что ты пукнула.

Сноски:

1. Мы не нашли это название в таком виде на английском языке, поэтому сложно сказать, была это статья или книга. На русский язык эта публикация вряд ли переводилась.

2. А – Айлин; напоминаем, что в миру Шанайу Твейн на тот момент звали Айлин Реджина Ланг.

Полезные ссылки:

1. Страница о книге

2. Интервью на шоу Опры в 2011 году

Отрывок из книги мемуаров «С этого момента» (2011 год), Глава 28: «Никогда впредь»

Автор: Shania Twain

Переводчик: Carolina

Глава 27 | Глава 28 | Глава 29